Иррациональные, часто нелепые и несправедливые традиции прошлого, накоплявшиеся
долгими столетиями и мешавшие развитию жизни, революционно опрокидываются и заменяются разумной организацией.
Неточные совпадения
Сам Красовский был тоже любитель этого спорта, дававшего ему большой доход по трактиру. Но последнее время, в конце
столетия, Красовский сделался ненормальным, больше проводил время на «Голубятне», а если являлся в трактир, то ходил по залам с безумными глазами, распевал псалмы, и… его, конечно, растащили: трактир, когда-то «золотое дно», за
долги перешел в другие руки, а Красовский кончил жизнь почти что нищим.
Господа стихотворцы и прозаики, одним словом поэты, в конце прошедшего
столетия и даже в начале нынешнего много выезжали на страстной и верной супружеской любви горлиц, которые будто бы не могут пережить друг друга, так что в случае смерти одного из супругов другой лишает себя жизни насильственно следующим образом: овдовевший горлик или горлица, отдав покойнику последний
Долг жалобным воркованьем, взвивается как выше над кремнистой скалой или упругой поверхностыо воды, сжимает свои легкие крылья, падает камнем вниз и убивается.
С тех пор минуло без малого четверть
столетия, и многое изменилось — одних не стало, другие очутились слишком далеко, а мы, которых здесь свел случай после
долгой разлуки, могли не без интереса подвергнуть друг друга проверкам: что в ком из нас испарилось, что осталось и во что переложилось и окрасилось.
Наступило молчание,
долгое, как
столетие. Попугай громко скрипел, поворачиваясь в кольце. Аян шумно дышал, горе его было велико, безмерно; бешеная, стыдливая улыбка дрожала в лице. Слова, услышанные им, были резки и сухи, как окрик всадника, несущегося по улице...
Да как же было устоять, когда и в Италии, и в Испании, и в Вене, и в Берлине, и в Париже, и в Лондоне известнейшие знатоки циркового дела писали, что такие цирковые номера появляются лишь раз в
столетие и говорят об усердной,
долгой, почти невозможной тренировке.
Не по силам становилась и княжне петербургская жизнь, после
долгих и слезных просьб отпустил ее Лопухин на безмятежное житие в подмосковное свое именье, Гуслицкую волость [Гуслицы, или Гуслицкая волость (в нынешнем Богородском уезде Московской губернии), и в начале XVIII
столетия, как и теперь, заселена была почти сплошь раскольниками.].
Долгое время, еще в тридцатых годах текущего
столетия, видны были фрески работы Гонзаго на полуобвалившихся стенах садовых павильонов и у решетки на Невском проспекте держался еще небольшой храмик Фемиды.